Статьи

Я вернулся в Лос-Анджелес и немедленно услышал мнения трёх других медицинских авторитетов. Ничего нового: «Вероятно, лимфома; если не лечить заболевание, существует вероятность, что больной проживёт от 8 до 12 месяцев. Если лечить, срок может увеличиться и составит от 15 до 18 месяцев, при этом возможны побочные эффекты химиотерапии…»

Я выработал собственную программу лечения, отказался от биопсии и уехал из Лос-Анджелеса, который казался самым нездоровым местом во всей стране. Я отправился в Омаху в штате Небраска. Там у меня были замечательные друзья и один особый друг, который оказывал мне поддержку и всячески заботился обо мне.

Впервые за долгие годы стресс исчез. Я медитировал, ежедневно занимался визуализацией, совершал утренние прогулки в лесу и наблюдал диких оленей и индюшек – они в изобилии водились на территории, которую я арендовал.

Я принимал умеренное количество лечебной макробиотической пищи, пережёвывал каждый кусочек газиллион раз и размышлял о своей жизни и о тех переменах, которые хотел осуществить. Я восстановил отношения со многими забытыми друзьями, просил у людей прощения, прощал там, где это было уместно, и прочитал всю доступную литературу об альтернативных видах лечения.

Мне виделась ирония в том, что, я, автор книги о раке и диете, оказался в этом месте по прошествии трёх месяцев с тех пор, как книга была опубликована, и сражался со своим собственным «раком». В результате того, что я следовал строгой диете с низким содержанием жиров, я сильно похудел, но напоминал себе, что отступать невозможно.

Всего лишь через неделю следования столь строгому режиму я начал чувствовать себя более сияющим, позитивным, полным сил и надежды. Через три месяца я сделал другое сканирование, желая знать, насколько «образование» уменьшилось. Я был уверен, что теперь оно уменьшилось в размерах, по крайней мере, наполовину. Но диагностика показала, что я заблуждался. «Образование» увеличилось.

Теперь его размер достигал 11 см – и он увеличивался! Казалось, что несмотря на все мои усилия ослабить или обратить вспять течение болезни, эта «сущность» обладала своим собственным умом и была полна решимости расти. Мой онколог опасался худшего. Хотя мне всегда было свойственно позитивное отношение к жизни, мысль о возможности преждевременной смерти приводила меня в отчаяние.